Елена Мухина: Трагедия длиной в 26 лет

22 декабря из жизни ушла Елена Мухина. В истории гимнастики не было человека с более трагической судьбой. 26 лет она была прикована к постели из-за тяжелейшей травмы - перелома позвоночника. Не могла ни стоять, ни сидеть, ни держать в руке ложку, ни даже набирать телефонный номер. Сначала за ней ухаживала бабушка, последние пять лет - подруга. Тоже бывшая гимнастка, давным-давно закончившая карьеру и прикипевшая к Мухиной всей душой.

Их жизнь была совершенно закрытой. Мухина никогда не стремилась общаться с журналистами. Даже коротенький период публичного внимания, когда несколько лет назад президент МОК Хуан Антонио Самаранч вручил ей высшую награду олимпийского движения - Олимпийский орден, стал для нее довольно мучительным. При всем ужасе физического состояния Мухиной удавалось сохранять в себе способность удивительно спокойно рассуждать на любые темы и называть вещи своими именами. Поэтому вся та неприкрытая показуха, коей являлась наградная суета с визитами в небольшую квартирку журналистов и фотографов, ее не радовала. Скорее - обижала.

У Мухиной дома я побывала лишь один раз - в 1997-м. Мы были в свое время неплохо знакомы: выступали во второй половине 70-х за один и тот же клуб - ЦСКА. Помню состояние душевного ужаса при входе в квартиру, куда меня затащила наша общая - с Мухиной - знакомая: как и о чем разговаривать с человеком, который столько лет лишен элементарных жизненных возможностей? Честно сказала об этом подруге, объяснив, что вряд ли можно считать знакомством то не очень продолжительное время, которое мы с Леной общались в гимнастическом зале во время общих тренировок. Ответ меня потряс. «Лена сама попросила об этом, - сказала приятельница. - Она знает, что ты - журналист. Не любит с ними общаться, но тебе доверяет. Я знаю это точно».

Еще сильнее оказалось последующее потрясение: за три с лишним часа беседы с гимнасткой я ни разу не вспомнила, что передо мной - инвалид. Столько света, любви к людям и разума, а порой - юмора излучала моя неподвижная собеседница.

- Она никогда не согласится на интервью, - предупреждала меня еще одна наша общая знакомая, которой я честно призналась, что собираю материал для большого журнального очерка о спортивном травматизме. Однако, когда мы с Мухиной уже прощались, а я никак не могла сообразить, как бы потактичнее попросить у нее разрешения опубликовать хотя бы часть нашего разговора, Лена вдруг сказала сама: «Ты ведь хочешь написать об этом? Напиши...»

Трагедия случилась в начале июля 1980 года в Минске, где сборная СССР по гимнастике готовилась к Олимпийским играм. Тренер Мухиной - Михаил Клименко - на пару дней уехал в Москву (в кулуарах шли разговоры, что Мухину могут не включить в основной состав, и Клименко поехал «отстаивать» ученицу в верхах). Лена работала самостоятельно и на одной из тренировок решила попробовать уникальную связку. Суть ее заключалась в том, что после фляка и сложнейшего (полтора сальто с поворотом на 540 градусов) прыжка приземление должно было происходить не на ноги, как обычно, а головой вниз, в кувырок. Гимнастка неудачно толкнулась, высоты не хватило, и на глазах главного тренера женской сборной Амана Шаниязова, гостренера Лидии Ивановой и тренера команды по акробатике (больше в зале не было никого) она врезалась в пол, сломав шею.

За первые восемь лет ее оперировали несколько раз. Первая операция - на позвоночнике - была сделана лишь через сутки после травмы в Минске. Она длилась несколько часов, однако результат (во многом из-за промедления) был малоутешительный: из-за того, что головной мозг так много времени оставался в сильно сдавленном состоянии, Мухина осталась почти полностью парализованной. Потом у нее стали отказывать почки. После очередной операции в боку гимнастки образовался свищ, который не затягивался полтора года. Каждый раз врачам с колоссальным трудом удавалось выводить Мухину из послеоперационной комы - организм отказывался бороться за жизнь.

- После всех этих бесчисленных операций я решила, что если хочу жить, то из больниц мне надо бежать, - рассказывала мне Лена. - Тогда же поняла, что надо кардинальным образом менять свое отношение к жизни. Не завидовать другим, а учиться радоваться тому, что мне доступно. Иначе можно сойти с ума. Поняла, что заповеди «не думай плохо», «не поступай плохо», «не завидуй» - не просто слова. Что между ними и тем, как человек себя чувствует, есть прямая связь. Я стала чувствовать эти связи. И поняла, что, по сравнению с возможностью думать, отсутствие возможности двигаться - это такая ерунда...

Конечно, поначалу я страшно жалела себя. Особенно тогда, когда впервые после травмы вернулась домой, откуда уходила на своих ногах и где все по-прежнему предполагало присутствие человека на ногах. К тому же почти каждый, кто приходил меня проведать, спрашивал: «Ты собираешься подавать в суд?»

Когда случается травма, всегда возникает вопрос: «Кто виноват?» Когда я спросила Мухину, что думает на этот счет она сама, Лена ответила уклончиво: «Я приучила Клименко к тому, что могу тренироваться и выступать с любыми травмами...»

В 1975-м во время Спартакиады народов СССР, которая у гимнастов проходила в Ленинграде, Мухина неудачно приземлилась на голову в поролоновой яме. Когда были сделаны рентгеновские снимки, выяснилось, что при падении произошел отрыв остистых отростков шейных позвонков. Лену положили в больницу, но каждый день после врачебного обхода за ней приезжал тренер и забирал в зал, где, сняв с шеи ортопедический ошейник, Мухина тренировалась до вечера. Через несколько дней она впервые почувствовала, что на тренировках стали неметь ноги и появилось ощущение какой-то странной слабости, которое уже больше не проходило.

В 1977-м, когда Мухина тренировалась дома перед чемпионатом мира, она ударилась боком о нижнюю жердь брусьев так, что та расщепилась. «По ощущениям я сломала себе ребра, - рассказывала позже Лена. - Но тогда, посидев десять минут на матах, в полубессознательном состоянии отработала еще и вольные, и бревно. Когда стало совсем плохо, подошла к тренеру, но он лишь процедил сквозь зубы: «Ты вечно ищешь повод ничего не делать».

В 1978-м за две недели до Всесоюзных молодежных игр Мухина на брусьях выбила большой палец руки так, что он полностью вышел из сустава. Вправила его сама - сжав зубы и закрыв глаза. Но на этом травмы не закончились: на разминке перед соревнованиями она не рассчитала разбег (в зале помыли пол и уничтожили сделанные мелом пометки), упала при приземлении с прыжка и ударилась головой. Хореограф тайком, чтобы не привлекать внимания тренеров, носила ей нашатырь, и Мухина, сойдя с очередного снаряда, зажимала ватку в ладонях.

Без разминки, с листа, она отработала все - и выиграла.

Она выиграла и чемпионат мира. Сначала - в команде, а еще через день стала абсолютной чемпионкой, обыграв в числе прочих абсолютную чемпионку Игр-76 Надю Комэнеч. Попала в финал на трех снарядах из четырех и собрала еще один полный комплект наград, завоевав серебро на брусьях и бревне и разделив золото в вольных упражнениях с двукратной олимпийской чемпионкой Монреаля Нелли Ким.

Это безумное напряжение не могло пройти бесследно. Когда мы с Мухиной периодически встречались в зале, она выглядела заторможенной, часто плакала. Как-то сказала, что не успевает полностью перейти проспект перед спорткомплексом ЦСКА, пока горит зеленый свет, - не хватает сил. При этом ее произвольная программа практически на всех снарядах продолжала оставаться сложнейшей в мире.

Осенью 1979-го на показательных выступлениях в Англии Мухина сломала ногу. Полтора месяца проходила в гипсе, но когда его сняли, выяснилось, что сломанные кости разошлись. Их поставили на место, наложили гипс заново, и на следующий день (на этом настоял тренер) Мухина уже была в зале - работала на снарядах, приземляясь на соскоках на одну ногу. Через два месяца после того, как гипс был снят, она делала уже все свои комбинации.

«Клименко всегда страшно нервничал перед соревнованиями, дергал меня, - вспоминала Мухина. - Наверное, потому, что прекрасно понимал, что его собственное благополучие и карьера напрямую зависят от того, попаду я в сборную или нет. Я же относилась к тренировкам крайне ответственно. Бывали случаи, когда, чтобы согнать лишний вес, бегала по ночам, а утром шла в зал. При этом мне постоянно приходилось выслушивать, что я быдло и должна быть счастлива, что на меня обратили внимание и дали мне шанс».

На последний в своей жизни сбор в Минск Мухина приехала с больными от перегрузок голеностопами, коленями, и к тому же у нее началось воспаление суставной сумки кисти. По мнению одного из тренеров, она разбилась потому, что просто недотолкнулась в разбеге той самой, травмированной, ногой.

После того как несчастье произошло, одна из тогдашних руководителей сборной СССР сказала Мухиной: «Кто же знал, что тебе было на самом деле так плохо, как ты говорила?»

Не знали тогда и о том, что Лена, выходя из гостиницы на тренировку, каждый раз задерживала взгляд на проезжающих мимо машинах, автоматически прикидывая: если броситься под колеса - успеет та затормозить или нет. Примерялась к карнизу за окном гостиничной комнаты и рассчитывала, как должна прыгнуть, чтобы было наверняка. Когда в том, девятилетней давности, разговоре она рассказала мне об этом, я в ужасе спросила, почему она не бросила гимнастику раньше?

«Не знаю, - последовал ответ. - Я несколько раз видела свое падение во сне. Видела, как меня выносят из зала. Понимала, что рано или поздно это действительно произойдет. Я чувствовала себя животным, которое гонят хлыстом по бесконечному коридору. Но снова и снова приходила в зал. Наверное, это судьба. А на судьбу не обижаются».

Обижалась ли она сама? Внешне - нет. Когда я узнала о смерти Мухиной от той самой подруги, которая когда-то привела меня к ней в дом, наш восьмилетней давности разговор непроизвольно всплыл в памяти, встал перед глазами. «Не нужно мне помогать, - совершенно спокойно возражала Лена на какие-то наши попытки поправить подушки, что-то пододвинуть поближе. - Я не должна позволять себе слишком привыкать к чужой помощи».

Описать словами то ее состояние было невыносимо трудно. Чтобы иметь возможность что-то прочесть, Лена прибегала к проверенной годами уловке: просила булавкой прикрепить листок с текстом к стене на уровне глаз. Разговаривая по телефону, ложилась ухом на трубку и так могла говорить довольно долго. Когда болезнь еще позволяла чуточку двигаться, Мухина даже вела сеансы диагностики: людей с тяжкими недугами присылал к ней знакомый врач-экстрасенс, сам занимавшийся с покалеченной спортсменкой и первым обнаруживший в ней умение распознавать на расстоянии почти любое заболевание.

Она научилась уходить в себя - в какой-то нереальный для здоровых людей мир, где прослеживала цепочки происхождений, наследственностей. Искренне верила в то, что у человека может быть несколько жизней - в разных временных пространствах. Уверяла, что видит не только прошлое, но и будущее людей, с которыми доводится общаться. С удовольствием рассказывала об этом. Это увлечение (хотя можно ли назвать увлечением то, что по-сути стало жизнью) имело разные последствия. В том числе - тяжелые для окружающих. Именно Мухина в свое время отговорила одну из своих близких подруг отдать в больницу новорожденного ребенка с тяжелейшим пороком сердца. Убедила, что малыш просто не выживет. В результате спустя несколько лет ребенка все же прооперировали, но семья распалась: отец ребенка так и не сумел простить ни Мухину, ни свою жену за то, что ребенок попал в больницу так поздно.

Как рассказала мне ее близкая подруга, Мухина заметно сдала, когда узнала, что ее бывший тренер вернулся из Италии, где работал много лет, в Москву. Встречаться с Клименко, который в ее сознании так и остался самым жутким призраком прошлой жизни, она отказалась наотрез.

Колоссальным ударом стала для Лены и смерть бабушки весной 2005 года. Отдать ее в дом для престарелых она не захотела, несмотря на то, что 90-летняя женщина сама требовала постоянного ухода. И, уже выжив из ума и чувствуя, что умирает, постоянно кричала внучке: «Я не оставлю тебя. Пойдем со мной!».

Мухина пережила и этот кошмар. Попросила, когда Анны Ивановны не стало, лишь об одном: когда придет время, ни при каких обстоятельствах не хоронить ее рядом с бабушкой. И не проводить вскрытия. Оставить в покое. Со своим отцом она почти не общалась. Он сам - нестарый еще человек - стал появляться в доме лишь после того как узнал, что Мухиной путем невероятных усилий многих людей удалось «пробить» персональную президентскую пенсию. Вот и наведывался. За деньгами...

Наверное, она просто устала жить. Устала беспрерывно искать ответ, почему в нашей стране ценностью может быть что угодно, но только не человеческая жизнь. Даже в разговорах с самыми близкими людьми, в число которых входили по большому счету только две подруги, Мухина никогда не позволяла себе жаловаться на свою судьбу. Хотя вдуматься - какой же ужас заключается в том, что единственным разнообразием в ее жизни были редкие экскурсии в инвалидном кресле в коридор или на кухню. С одной-единственной целью: посмотреть, что происходит там - за стенами комнаты, в которой она провела 26 лет...

2006 год